Каталог Все
-
Иван-чай
- Иван-чай в туеске
- Иван-чай в "Чайнице"
- Иван чай "Элитный"
- Иван-чай без добавок
- Иван-чай с вишней
- Иван-чай с мятой
- Иван-чай с мелиссой
- Иван-чай со смородиной
- Иван-чай с шиповником
- Иван-чай с малиной
- Иван-чай с рябиной
- Иван-чай с чабрецом
- Иван-чай с душицей
- Иван-чай "Белое Крыло"
- Иван чай с ромашкой
- Иван-чай с черемухой
- Добавки к любому чаю вкусно и полезно!
- Гумивит-фантастика!
- Сапропель- новые суставы! (2)
- Суперзащита от комаров, клещей и мошки!
Новости Все
История создания
Гумивит был разработан в 90-е годы во Владивостоке сотрудниками Тихоокеанского института биоорганической химии ДВО РАН под руководством профессора О.Б. Максимова. Однако, история препарата насчитывает …около 70 лет!
Олег Борисович Максимов – известный ученый-химик, родился в 1911 г. Окончил Владивостокский индустриальный техникум, затем ДВГУ. В 1931-1936 гг. работал в ТИНРО (ТИРХе). С 1936 по 1945 гг. прошел колымские лагеря (арестован по ложному доносу по делу о "вредителях-ученых"). В заключении и после него работа в лабораториях Дальстроя и Северо-восточного геологического управления. В 1960 г. переезжает во Владивосток, становится сотрудником ДВНЦ АН СССР. До конца своей жизни работал в должности главного научного сотрудника Тихоокеанского института биоорганической химии (ТИБОХ) ДВО РАН. Кандидат химических наук. Автор более 150 научных работ и изобретений. Среди его наград Орден Дружбы Народов и Орден Дружбы (вручен в 1999 г.).
В 1936 году Максимов оказался в лагере на Колыме. Для изучения колымских углей требовался химик, и Олега Борисовича перевели с общих работ в лабораторию. Находясь в труднейших условиях, он сумел не только провести ряд научных исследований, но также открыл и испытал на себе лекарство от свирепых колымских желудочно-кишечных расстройств - раствор гуминовых кислот, которым спаслись тысячи заключенных.
Из лагерных воспоминаний О.Б.Максимова:
…Амбулаторией аркагалинского лагеря ведал Сергей Михайлович Лунин, вчерашний студент пятикурсник, попавший на Колыму за анекдот, со смешным трехлетним сроком. Сережа, коренной москвич и прямой потомок декабриста Лунина, отличался легким и веселым характером, что не мешало ему очень вдумчиво и ответственно относиться к своей нелегкой работе - на угольных шахтах почти неизбежен частый и, порой, тяжелый травматизм. Ему была крайне необходима на операциях мало-мальски квалифицированная помощь (подать инструмент, следить за наркозом и т.д.), и он часто обращался ко мне за такой помощью в вечерние и ночные часы. Я стал допоздна засиживаться в амбулатории, а потом тайком от лагерных охранников пробирался в свой барак. Вскоре на наши посиделки "нештатных медработников" стал заглядывать Тимофей Родионов, горный инженер, позже к нам присоединился Варлам Тихонович Шаламов, в будущем крупнейший поэт и писатель, автор "Колымских рассказов".
В ту пору, особенно с наступлением весны, в лагерях свирепствовали желудочно-кишечные заболевания, уносившие тысячи жизней. Причин было много, а вот лекарств никаких. Сережа тяжело переживал свою беспомощность, часто ездил в базовую лагерную больницу Чай-Урьинской долины, но там было не лучше. Все забирал фронт, а заключенные умирали как мухи.
В тот период я много времени отдавал исследованию зон выветривания угольных месторождений Аркагалы. В той части, где наклонно падающие пласты угля приближаются к дневной поверхности, их органическое вещество оказывается сильно измененным под действием кислорода атмосферы, который проникал в виде водных растворов, порой, на большую глубину. Эти исследования, ставшие впоследствии темой моей повторной кандидатской диссертации (ученой степени меня лишили сразу же после ареста), показали, что значительный массив угольных пластов сложен сильно окисленным материалом, практически обесцененным как энергетическое топливо и содержащим в горючей массе до 75% так называемых регенерированных гуминовых кислот. В наиболее выветрившейся части пластов уголь содержал до 2% уксусной кислоты - продукта глубокого распада угольного вещества, сохранившегося благодаря вечной мерзлоте. Мне удалось наладить ее получение для нужд нашего и ближайших поселков. Возник вопрос и о практическом использовании гуминовых кислот…
Подобно растительным танинам, гуминовые кислоты обладают дубящим действием, т.е. способностью необратимо связываться с кожей и придавать ей упругость и ненабухаемость в воде. Различные функциональные группы придают гуминовым кислотам свойства ионообменников. При подкислении водного раствора солей гуминовых кислот последние выпадают в осадок, образуя объемистый набухший гель. В этом виде они обладают максимальной поглотительной способностью.
Таким образом, гуминовые кислоты:
а) обладают антисептическими свойствами, подобными свойствам такого лекарственного препарата как салол;
б) оказывают мягкое дубящее действие подобно ранее широко известному желудочному препарату "танальбин";
в) в состоянии набухшего геля способны сорбировать различные вещества, например, кишечные токсины, а также обволакивать бактериальные клетки.
Все эти известные и очевидные истины далеко не сразу пришли мне на ум и утвердили намерение испытать соли гуминовых кислот как лечебное средство при желудочно-кишечных заболеваниях. Прежде всего, следовало проверить отсутствие у них вредного побочного действия на человеческий организм. Я наготовил несколько сот грамм натриевых солей гуминовых кислот (НСГК) и стал в повышающихся дозах поедать их с пищей. Занятие это было достаточно противным и, достигнув суточной дозы в 30 грамм, я прекратил его, отделавшись лишь небольшой задержкой стула. Далее, необходимо было подтвердить лечебное действие НСГК. Порция несвежей похлебки вызвала нужный эффект, и я стал лечить себя ежедневными дозами около 1 грамма НСГК. Собственно, уже к концу второго дня нужда в лечении отпала. Потом мы с Сережей повторяли этот эксперимент, меняя "инициатор" расстройства и сроки начала лечения.
Все предположения полностью оправдывались, от добровольцев, предлагавших свои услуги, не было отбоя, но мы, многоопытные зеки, понимали, что на широкие эксперименты требуется санкция "свыше", т.е. от вольнонаемного врачебного начальства. Сережа добился новой поездки в базовую больницу и, счастливый, такую санкцию привез. Моя старческая память не сохранила фамилии той женщины, врача Чай-Урьинской больницы, которая тогда уверовала в нашу инициативу, пошла нам навстречу, а, позднее, сама принимала участие в широком внедрении этого лекарственного средства. Началась самая радостная пора: большинство Сережиных пациентов быстро поправлялось, популярность лекарства росла. Правда, успех был не стопроцентным. Истощенные больные с запущенными кровавыми поносами гибли, но кто мог знать, что было причиной самой болезни: бактериальная инфекция, застарелая цинга, пеллагра или иной цветок из букета хронических недугов заключенного. Примеру аркагалинской лагерной больницы вскоре последовали и многие лагерные медслужбы Чай-Урьинского и Западного горнопромышленного управлений. Пришлось ставить производство препарата на широкую ногу. Тысячи больных, явных и потенциальных, было вылечено, эпидемия явно шла на убыль, лагерные врачи слали нам свои поздравления. Но тут произошло непредвиденное. Где-то в верхах Севвостлага сменилось начальство, начались кадровые перестановки и был заменен начальник аркагалинского лагпункта, который, хотя и не помогал, но и не препятствовал нашим лекарственным мероприятиям. В лагере участились "шмоны" (ночные обыски), был произведен обыск и в больнице. Папку со всеми нашими записями, историями болезней и прочим изъяли, а Сергея за бурные протесты посадили в карцер и пригрозили отправить на прииск (а ему-то и сидеть оставались пустяки). Мне удалось с помощью лабораторного начальства (заведующей тогда еще была Г.П.Зыбалова, которой Шаламов впоследствии посвятил один из своих рассказов) связаться с базовой больницей, и Сережу срочно перевели в другой лагпункт; связь с ним у меня надолго утратилась. Вот так бесславно завершилась наша инициатива, которая пришла в диссонанс с генеральным назначением колымских лагерей смерти…
Многократно, и на Колыме и позже во Владивостоке, я пытался заинтересовать врачей возможностью лечения желудочно-кишечных заболеваний гуминовыми кислотами, но наступил век антибиотиков, и все слепо верили в их безотказность и безвредность и заниматься "знахарством" никто не захотел.
Мною была сделана попытка опубликовать наши результаты. В рукописи большой статьи, посвященной физико-химической характеристике аркагалинских углей (журнал "Колыма" N 3, 1947 г.) я привел данные, обосновывающие возможность такого применения гуминовых кислот, результаты наших экспериментов и указания на тот значительный успех, который был получен при их использовании в лагерных больницах, (речь шла о многих тысячах спасенных жизней). Однако, редакция журнала изъяла эту часть рукописи, сославшись на горнопромышленный профиль журнала и полный запрет на публикацию сведений о лагерях. Были сохранены лишь несколько строк: "...Наконец, чистые препараты натриевых и калийных солей, а также свежеприготовленный гель гуминовых кислот, оказывают чрезвычайно благотворное и безотказное действие в случаях инфекционных желудочно-кишечных заболеваний"... Вот и все, что опубликовано по сей день по результатам этого давнего, но столь успешно начавшегося эксперимента.
Таким образом, в советское время по множеству причин, включая идеологические, не возникло интереса к возможностям применения гуминовых кислот в медицине. В то же самое время на Западе шло активное изучение этих уникальных природных соединений и появилось немало лечебно-профилактических препаратов из гуминовых кислот. И все-таки, пусть с опозданием на долгие годы, научная справедливость была восстановлена, и в России появился Гумивит.